Анри Коломон - Франсуа и Мальвази. I том
Проведя их в свой роскошный кабинет, устланный на полу и на стенах коврами темно карминного цвета, стал помогать им раздеваться, раскрыв гардероб у двери, в коем висела только его одежда. Действительно, роскошь кабинета, хотя бы даже судить по люстре венецианского стекла, мягко освещающей ковры, красного дерева бюро и стол, и напитывающий слегка воздух эфирными маслами; все указывало на то, что дела этого нотариуса идут в гору и контора его преуспевает.
Закрыв как положено двери перед разговором, начал его только тогда, и только за столом, как всякий истинный нотариус, хотя первые слова можно было говорить и при посторонних.
– Как хорошо, что вы приехали, очень кстати… располагайтесь как у себя дома, пожалуйста.
Они уселись в мягкие кресла. У стола друг перед другом. Мэтр Марсен убрал со стола несколько лишних бумаг, книгу, отодвинул чернильницу с перьями, достал из ящика стола нужную бумагу, усевшись в кресло перед ними, а не за столом, как всегда по-обычному закинув ногу за ногу.
– Мой враг… де Морне? – спросил барон мрачным тоном.
– Да, вашим соперником является де Морне.
– Значит все-таки он убийца баронессы.
– Конечно убийство было ему на руку, это веский аргумент…
«Если она конечно везла завещание»…
Они обстоятельно поговорили о личности де Морне, Рено изложил причины, по которым следует подозревать именно его. Марсен посоветовал открыто вслух при людях не обвинять де Морне, но вести разговор с судьями, так чтобы это имелось ввиду.
– А что у судей на разбирательствах продвинулось? – спросил барон, когда они кончили говорить о де Морне.
– Я вам лучше объясню ход разбирательства по вашему делу.
– Да! и объясните мне почему оно топчется на одном месте: дошло только до моего письменного заявления, то есть пришли к самому что ни есть началу!
– Это не совсем так, уважаемый господин барон. Вы послали заявление давно, а приехали только сейчас, вернее вчера. Вы должны были написать и подписать кучу бумаг, ведь кроме тяжбы и уголовщина прибавилась. А без вас разбирательство стало в тупик. Дело путанное, передано в уголовную полицию и вам как обвинителю надо давно было быть здесь. А вообще тяжба с самого начала затянулась из-за процедуры аннулирования завещания господина де Жонзака, на имя покойного графа…
В двери постучались.
Несколько мгновений господин Марсен пребывал в нерешительности, то ли не обращать внимание и продолжать разговор, то ли идти открывать.
Постучались снова и настойчиво. Пришлось извиниться и идти открывать, что очень не понравилось барону, как будто они ведут простую беседу, сидя в обычном заведении.
Открыв дверь господин Марсен увидел пред собой седовласого и простого по натуре господина Шаргена, человека очень живого и куда-то торопящегося.
– На! – сказал он всовывая ему в руки папку.
– Э! Постой-ка. – остановил его Марсен, выходя из своего кабинета и закрывая за сбой дверь.
– Придется тебе обождать, ты куда торопишься?
– Не очень-то я и тороплюсь, но торопиться нужно.
– Второго такого раза уже не будет, это очень важно.
– Ну что еще ты придумал?
– Ты знаешь кто там сидит?
– Кто?
– Сам барон д’Обюссон…
– Он?!
– На тебе ключи, слуги нет…
Через пять секунд мэтр Марсен снова вошел в кабинет, деловитой походкой, без чего-либо в руках и защелкнув дверь на замок, сел на прежнее место.
– Извините, это один из судейских чиновников. Так вот я хотел сказать. Что оно всевозможно затягивалось как только могло. Мне ни на сколько не удалось ускорить ход… А сейчас дело еще более усложнилось, потому что кроме бумажной войны, нужно ждать когда по своей части разберется уголовная полиция.
С минуту они молчали.
– Вы знаете. Господин барон… Я бы посоветовал вам все-таки отказаться, пока не поздно, потому что понимаете ли незаконнорожденный сын это все-таки сын… А раз у вас нет завещания, то судя по всему притязания ваши тщетны и если вам придется оплачивать издержки, то это может вас разорить. Эксперты посылаются только сейчас… когда все забывается и стирается. Можно даже сделать так что вам не придется выплачивать уже набежавшие судебные издержки – десять тысяч, при условии что де Морне выплачивает их в случае вашего отказа. Я конечно понимаю, что состояние покойного велико.
– Да не из-за него!…Не из-за него! Мне нужно доказать виновность этого проклятого де Морне и тогда я буду отмщен… Вы понимаете?!…Что убийца де Морне мне известно достоверно! – д’Обюссон обхватил лицо руками от волнения и головных болей.
После. Успокоившись, барон и Рено вышли. Мэтр Марсен проводил их до самых дверей кабинета, а затем закрыв их, подбежал к серванту, залез на выступ и спросил в угол стены:
– Ну что ты думаешь?…Я тебя спрашиваю?…Не слушал!
Мэтр Марсен слез и с большим недовольством вышел, собираясь подняться на второй этаж, но из окна увидел что на подножку уходящего экипажа барона, заскочил все тот же мэтр Шарген.
Глава XIV. Учитель фехтования
Д, Обюссон-старший больше никуда не заезжал после того как высадил мэтра Шаргена в нужном ему месте; но все равно приехал домой только поздним вечером к самому ужину.
Прошедший день не смотря на присутствие в нем черных моментов очень радовал его, главным образом тем, что один из судейских поверил ему, и стал его соратником по очень и очень нелегкой борьбе.
Вот почему он сидел за столом в приподнятом настроении, что не мог не заметить Рено. Барон еще более убедился в решении вести борьбу до конца. Сейчас разбирательство должно пойти еще быстрее, теперь его будут поторапливать не только стряпчие.
Неясно понимая, что может сделать судейский для раскрытия преступления, думал только о всесторонней победе, что если тяжба будет выиграна, это будет признанием виновности де Морне.
Вскоре поняв свое заблуждение немного поостыл. Тетушка Антиген не обедала с ними потому что страдала желудочными болями. Барон пригласил ее после с картами и лото, дабы было чем занять вечер. Играли на мелкие деньги, для большего интереса пара на пару. Он с Рено, а тетушка со своей экономкой.
Сначало взялись за трик-трак. Барон д’Обюссон не знал этой игры и решил попробовать, понравится ли? Так и проиграли до поздней ночи, пока не легли спать. Закончилась игра их удачей, долгой и с нарастающим перевесом, только не прозевай когда что подкинуть, а этому очень мешает сонливость, когда притупляется внимание.
Время за игрой летит быстро, на жизни барона бывало часто что начинали вечером, а кончали, когда замечали что начинает светать. Однако назавтра у него были свои планы.
На следующий день барон д’Обюссон и Рено, так же как и вчера после завтрака отправились по городу. Заехали на рынок, поехали по оружейным магазинам., купив несколько шпаг и пистолетов.
Затем заехали на Елисейские поля, на улицу Фур к особняку графа Д’Олона. Ворота были открыты, что позволило им беспрепятственно въехать. Но в прихожей посланному Рено ответили:
– Графа нет дома, он в отъезде.
Тогда они поехали к графу де Гассе. У него дом был намного скромнее, занимающий одну часть двухэтажного здания, да и находился на улице типичного дворянского квартала, не то что у его друга: в двух сотнях туазов от особняка Монморанси.
Не было и двора, подъезд прямо с улицы – типичное для этой улицы.
Только-только экипаж перестал двигаться, а кони своими неподкованными копытами еще цокали по мощеной новым булыжником улице, как швейцар за дверью уже поглядел в оконце.
Граф де Гассе был дома, но при встрече казался заспанным. Барон спросил его об этом.
– О нет, нет! Не вам я обязан своим пробуждением, пойдемте наверх.
После орлеанских похорон они виделись в первый раз. Горячо пожав друг другу руки, приехавшие отдали верхнюю одежду в гардероб и прошли наверх в залу, где и продолжили разговор.
Де Гассе весьма интересовался делами барона, больше всего тяжбой, и ему было рассказано все, что известно, естественно в более радужных красках.
Де Гассе высказал заверение, что когда понадобится его помощь он чем может, тем поможет.
– Может мне сейчас же написать мои показания и отправить в суд?
«Судьи как будто даже и не думали опрашивать свидетелей».
– Лучше я сначало об этом справлюсь у моего нотариуса мэтра Марсена.
– Марсен? – проговорил граф, стараясь надежно запомнить. – Да вы знаете я справлялся об этом де Морне. Личность нелицеприятная, гуляка, его дом вечно полон всякого сброда. И вот что очень интересно: уехал из Жонзака он сразу же, и выбрал окружной путь по морю, будучи таким больным. Он как предчувствовал что около Орлеана ему не нужно проезжать. Как приехал в Париж, сразу же все узнали что на его жизнь покушались, и что находится он сейчас чуть ли не присмерти. Посылал за личным врачом Ришельё-маленького.
